Модное сегодня словосочетание selfmade woman как ничто другое характеризует героиню нашего интервью. Мебель Нисы Кинжалиной была представлена на крупнейших мировых выставках, но этому предшествовала большая работа – не только внешняя, видимая человеческому глазу, но и внутренняя. Как говорит сама дизайнер, ее работы – в первую очередь история сопротивления и преодоления, и при внимательном наблюдении увидеть это не составит труда. Благодаря Нисе мы узнали, что одежда может быть архитектурной и поняли, почему именно искусство делает нас людьми.
– Вы с 12 лет знали, что хотите заниматься дизайном, но сначала уделяли большее внимание одежде. Как осознали свое предназначение? Что Вас подтолкнуло к этому?
– На данный момент могу сказать, что "предназначение"– слишком громкое слово для меня. Мне кажется, что для таких заявлений нужно прожить полную жизнь и только по прошествии значительного количества лет можно будет сказать: да, в этом и было мое предназначение. На данном отрезке времени моя душа выражается именно через мебель. Возможно, через десять лет я буду снимать кино, и моя душа будет реализовываться через это. Единственное, что я могу сказать с уверенностью, это то, что во мне есть мысль, и выражаться она хочет именно визуально. Важно, чтобы человек ее видел, чувствовал, мог потрогать и взаимодействовать с ней, а уже выход, который она найдет – мебель, кино, одежда или автомобили – это уже другой вопрос. Можно сказать, что на меня большое влияние оказала мама, которая была очень деятельным человеком и занималась общественной деятельностью. В маленьком городке Экибастуз она поднимала целые общежития, давала старым и заброшенным постройкам новую жизнь. Кроме этого, она была директором Дворца искусств, и там также провела колоссальную работу – благодаря ей здание отремонтировали, снесли все лишние стены, но оставили то, что придавало этому месту своеобразие – старый мрамор, колонны, стекло. И это было невероятно красиво. Везде, где бы она не находилась, ее основным стремлением было облагородить пространство вокруг себя. Склонность к искусству во мне зародилась еще и потому, что я, можно сказать, жила среди творческих людей. После школы я шла во Дворец искусств к маме, так как она работала допоздна, и воочию видела прекрасных людей – актеров, писателей, поэтов, певиц, которые читали наизусть Есенина и Пастернака. Даже в нашей квартире, состоящей из двух совмещенных, мама пыталась ломать привычную архитектуру. Помню, как приходили соседи и пытались делать у себя также. Кроме этого, мама – закоренелый эстет во всем, даже в одежде. У нее была своя швея, которая создавала для нее прекрасную одежду из сложных и красивых тканей, в которой не было ничего лишнего.
Когда мне было двенадцать, мама подарила мне очень красивую папочку, куда я складывала свои скетчи и рисунки. С шести лет рисовала очень много, жила в своем воображаемом мире. Со временем научилась точь-в-точь передавать рисунки, отличить было сложно.
– До того, как решили заняться архитектурой, в каком стиле создавали одежду? Была ли она практична, или, наоборот, исключительно "для красоты"?
– Я создавала вечерние платья, и сейчас понимаю, что они вполне могли существовать и без человека. Все потому, что они были настолько архитектурными, обладали такими сложными формами, что я даже не представляла, как это можно носить. Сейчас модно давать силуэт женщине, скрывать ее недостатки, подчеркивать достоинства. Я совершенно об этом не думала, отдавая предпочтение самой форме одежды. Моя одежда была, скорее, скульптурной. Помню такой момент: я сидела за столом, смотрела на расписные обои на стенах, и слушала музыку. И в моей голове возник ворох или сплетение из всего, что я чувствовала – мысли, фантазии, воспоминания, опыт… И все это подкреплялось визуальным рядом, который шел от обоев. И весь тот вулкан чувств и мыслей, который был в моей голове, я пыталась уместить в одно платье, но мысль была настолько насыщенной, что для одного эскиза это было слишком сложно, поэтому я разбивала их на несколько. Уже в двенадцать лет я понимала, насколько важно соблюдение баланса и чувство комбинации форм.
– Известно, что Вы "выросли на японской архитектуре". Чем она Вас привлекла?
– В 2013 году я пропадала днями и ночами в научно-технической библиотеке, где хранились огромные подшивки японских журналов. В первую очередь японская архитектура меня привлекла своим говорящим безмолвием. Многие никак не могут понять, что такого в японском искусстве, чем оно так завораживает, почему оно такое загадочное, мрачное, многослойное. Я же японское искусство назвала "философской тишиной". Представьте себе нечто, сделанное в Японии – неважно, картину, вазу или даже иероглиф – вы никогда не поймете их, если воспримете умозрительно. Японское искусство – это наполненность и пустота одновременно. Есть очень хорошая фраза: "Мы о многом поговорили, пока молчали" – вот это про японцев. Причем я говорю не только об архитектуре, но и одежде, кино, картинах, дизайне и музыке. Кстати, японская музыка – это то, что создает во мне некий портал в нечто иное и я просто улетаю куда-то. Кроме этого, только японцы умеют передавать с помощью минимальных инструментов все оттенки нашего бытия и сути мироздания. До них дотягивают разве что скандинавы, но только потому, что переняли все у японцев. Поэтому сейчас скандинавский и японский дизайны идут, так сказать, в унисон.
– Расскажите о выставках в Москве, Милане, Париже и Лондоне, в которых Вы принимали участие? Какие работы представляли?
– Свой первый стул я придумала в 2014 году, когда окончила университет, и назвала его "URBAN PHILOSOPHY " ("Городская философия"). Тогда же мой учитель рассказал о масштабной итальянской выставке iSaloni, которая пройдет в Москве. По его совету я подала свою работу на конкурс, и прошла. Но стул был сделан просто ужасно, причем настолько, что довел меня до слез, но потом я поняла, что плакать – бесполезная трата времени. В таком виде везти стул было нельзя, но и не везти – тоже. Поэтому я все равно поехала на выставку, и поделилась своей концепцией – частичкой своего мышления – с одним итальянцем, и он, пораженный, дал потрясающее объяснение моей работе. Он сказал, что на нее напрямую влияют мои корни – ведь именно степное мышление, когда вокруг тебя ни души, взращивает абсолютное чувствование пространства. По его мнению, это присуще именно степным людям.
Стул "URBAN PHILOSOPHY "
Со следующей выставкой iSaloni, проходившей в Милане в 2015 году, была очень сложная история. Если в Москве участие было бесплатным, то в Италии – от тысячи евро и выше. И это без учета того, что требовались средства на перевозку экспоната и собственный перелет, а также на проживание в Милане. Для меня это был очень важный период, когда я научилась пробивать себе дорогу: "Я иду! Тихо всем!" (смеется, – прим.ред.). Я не спала целыми днями, родные и близкие пытались меня отгородить от лишних стрессов и старались отговорить от этой затеи, но я противилась такому проявлению и поэтому могла надеяться только на собственные силы. В одно утро, мне пришла в голову идея собрать между собой всех промдизайнеров и выставиться всем вместе. Можно сказать, что я была первой, кто сделал первый шаг к тому, чтобы казахстанцы выставились за рубежом. Дальше мы сделали пост на Kickstarter, найдя друзей из Америки, собрали 700 долларов, но все это вернулось назад в итоге.
Кроме этого, я встретилась с Алишером Еликбаевым, благодаря его поддержке о нас стали писать журналисты, и мы вышли из тени. О нас на Facebook написал мой учитель Нурлан Туреханов, и мы собрали 300 000 тенге за два дня. Ну и в заключение, всего за 21 000 тенге мне продали билет Алматы-Милан-Алматы.
Однако в дальнейшем я поняла, что нужно идти одной, так как очень сложно поддерживать идейный дух команды. И порой, если ты одна, то идешь быстрее. Так, после Милана меня пригласили в Париж, и снова передо мной встала проблема финансов. Нужно сказать, что после Италии у меня начался совершенно дикий период, когда я просто перевернула свою жизнь, расставшись с будущим мужем, уволившись с прежней работы и переехав в маленькую комнатку. И как раз в этот момент мне пришло предложение выставиться в Париже. Нет денег, нет отношений, нет поддержки, а в голове одна мысль: я поеду на выставку. Когда ты вся горишь какой-либо идеей, в итоге все происходит так, как ты хочешь. И мне повезло: на сайте Фонда Первого Президента я увидела объявление о грантах на поездки молодым творческим деятелям. Я написала огромное письмо о себе, приложила все свои работы и рассказала о приглашении в Париж.
Через три дня мне перезвонили из Фонда и сказали, что моя кандидатура одобрена. Таким образом, мне перечисляют деньги, которые перекроют стоимость перелета и проживания во Франции. Но мне пришлось занять на производство стула и его перевозку 2500 долларов, и в тот момент – 2015 год – я сильно обожглась на девальвации. И все-таки, это, несмотря ни на что, воодушевляющая история, когда человек из ничего может делать все, что угодно. Выставка в Лондоне произошла уже без меня, мой стул организаторы сами забрали из Парижа и оплатили всю логистику. Он постоял там пять дней и вернулся в Париж, а затем я его продала. Два стула я продала в Москве, и по одному в Париже и Берлине. Что касается Милана, то там я выставляла напольные светильники "LIVING LIGHT", которые также имеют большую популярность и по мере возможности продаются за рубеж.
Напольные светильники "LIVING LIGHT"
– Какая из Ваших последних работ потребовала наибольших творческих и физических усилий?
– Серия столов, которую я назвала "RIPPLE EFFECT TABLE". Это был мой первый стол, а сложность заключалась в том, что перед его созданием у меня был небольшой застой протяженностью примерно в два месяца. Случился он прошлой зимой, как раз в новогодние праздники, и казалось бы – дни календарные не играют для тебя, как для художника, большой роли, но ты живешь в обществе, и потому привязана к тому, что происходит вокруг. Мой период застоя выразился в отстраненности от всего внешнего мира, мне почему-то не хотелось брать карандаш в руки, внутри меня была какая-то пустота. Не хотелось говорить, не хотелось выражаться. Возможно, это было связано с непростым экзаменом IELTS, к которому я готовилась три месяца подряд шесть дней в неделю. Была очень интенсивная подготовка, в которой я себя изолировала от всего, что могло меня отвлекать, тем самым истязав себя настолько, что я просто была опустошена. Однако через какое-то время у меня состоялся очень сложный разговор с одним из моих близких людей, который мне указал на то, что я давно ничего не рисую. Конечно, мне было неприятно слышать это, я сразу встала в позицию защиты, сказав, что мне сейчас это не нужно. Тем не менее, этот разговор был болезненным и очень сильно меня задел. Я ощущала внутри себя холод и целый спектр негативных эмоций – злость, обиду, и была просто вне себя. Я села, включила на полную мощность свою самую любимую тяжелую, странную и страшную музыку, и просто выдала стол. Это была какая-то вспышка. После окончания работы я, не говоря ни слова, показала ему результат. Это было как в кино: он молча посмотрел на рисунок, потом на меня и сказал: "Это потрясающе". Я была полна гордости за себя, словно говоря: ты говорил, что я не работаю, вот, получи!
Таких столов я сделала уже три, поэтому и назвала эту работу серией. Один хотят сейчас купить – точнее, идею. Произведут его в другой стране за свой счет с сохранением моего имени. Еще один я уже продала, а последний оставила для следующей выставки. Этот стол важен для меня не только потому, что потребовал массу энергетических и эмоциональных усилий, еще он является доказательством того, как важно делать усилие над собой, работать, даже если нет позыва. И никак иначе. Сейчас я уже выработала в себе этот механизм: надо – села, ушла в работу.
Серия столов "RIPPLE EFFECT TABLE"
– Вы работаете над одним проектом или можете одновременно работать над несколькими?
– Если это проект по мебели – тут, конечно, важна очередность. Я не выключу компьютер и не встану из-за рабочего места, пока стол, который я придумала, не будет доведен до совершенства, до такого вида, пока он не настигнет зрителя. То есть, я не могу сначала нарисовать эскиз, а на следующий день или через два сделать 3D-модель. Если я работаю, то отдаюсь процессу полностью. Пока не сделаю красивую финишную картинку с полным набором шрифтов, тенями, словами, концепцией, названием, пока не нажму кнопочку ”Publish” в своем портфолио на Вehance, я не берусь за что-то другое. Я очень усидчивая, могу сидеть за работой весь день, пока не добью ее.
Если же я работаю над интерьером, то здесь по ходу дела рождаются мысли: что именно требуется вот здесь, какой именно столик нужен. И сразу в процессе создания интерьера я могу сделать совершенно новую концепцию столика, быстро его туда вставить и успокоиться. В этом случае происходит слияние проектов по интерьеру и мебели – причем туда же входят и свет, и ковры, и картины. Важно сказать, что я не была еще так загружена, чтобы у меня было несколько разных проектов – я не люблю растрачиваться, предпочитая системность. Все потому, что я отдаю проекту всю себя – я засыпаю и просыпаюсь в пространстве интерьера, который создаю. Конечно, здесь есть сложность для окружающих, потому что в этот момент, можно сказать, меня нет рядом с ними. Процесс создания мебели или интерьера – словно мир, который живет в тебе, и нужно срочно выдать его вовне, иначе тебе будет очень плохо. Как-то раз, готовя конкурсную работу, я на месяц выпала из реальности, и мой близкий человек незаметно заботился обо мне: я видела только, как время от времени рядом со мной появлялись стакан воды или тарелка с едой.
Татуировка с изображением стула "URBAN PHILOSOPHY " на запястье девушки из Вьетнама
Прототип барного стула Gentle Hint, сделанный ювелиром из Тель-Авива
Рисунок стула STUBBY CHAIR, выполненный художником из Австралии
– Вы создаете действительно уникальную мебель, в которой чувствуется "дыхание автора". А какой мебелью предпочитаете пользоваться сами?
– Мебель в моей последней квартире – именно та, которую мы сделали сами. Это стеллаж, лампа, рабочий стол, единственное, что не наше – это диван. Я предпочитаю собственную мебель, потому что мне нравится передавать с ее помощью, что именно происходит со мной, мне важно видеть, как наполняется пространство, в котором я живу, каждый уголок которого пропитан моим содержанием. Мне очень сложно выбирать из готовой мебели, поэтому я лучше перетерплю и доделаю что-то свое. К тому же, в Алматы нет большого выбора мебели, а я же живу в этом. И когда я еду в ту же самую "Армаду", и вижу страшнейшие диваны, которые стоят баснословные деньги, мне хочется плакать. Я долго там не могу находиться, но, к счастью, и бываю я там крайне редко – раз в два года, наверное. Вообще же, я придерживаюсь минимализма не только в дизайне, но и в образе жизни – то есть, я пользуюсь тремя-пятью самыми важными предметами: на котором можно поспать, за которым можно поработать и поесть и в котором можно что-то хранить.
– Каким словом Вы бы охарактеризовали свою работу (не один проект, а в общем)?
– Моя работа построена на очень сложных многозначительных смыслах. Сейчас я даже не сама сейчас пытаюсь охарактеризовать ее, а вспоминаю все характеристики, которые мне давали за последние два-три года, и что продолжают писать в Instagram и Вehance. Есть два слова, которые очень нравятся мне: сопротивление и надрыв. Я люблю их, потому что они о том, как я росла – у меня была довольно непростая жизнь, и детство в том числе. Я всегда была предоставлена самой себе, и копалась в себе очень много. Сейчас, смотря на свою мебель, я вижу в ней боль – ту, которую я могла пережить когда-то. Моя мебель – она ведь абсолютно не женская. Я бы даже сказала, что она – абсолютно бесполая, нельзя сказать, что она несет в себе женские линии. Она, скорее, очень грубая и массивная, но при этом изящная. Ее основание – сопротивление и противостояние, постоянное преодоление чего-то. Даже по столу "RIPPLE EFFECT" это видно – он держится на напряжении. Мои работы находятся в позиции защиты, боевой готовности. Кстати, вот оно, да, свою работу я бы охарактеризовала словосочетанием "в боевой готовности" (смеется, – прим.ред.).
– Антонио Гауди своим "Домом Костей" рассказал средневековую легенду посредством архитектуры. А какие истории рассказываете Вы своей мебелью?
– Однажды мой подписчик в Instagram написал, что один из столов "RIPPLE EFFECT" напоминает ему мужчину и женщину, которые пытаются тянуться друг к другу, стремятся быть вместе, но какая-то неведомая сила их тянет назад. Время от времени я провожу лекции, на которых рассказываю историю создания всех своих концептов и делюсь с людьми путями развития мысли. Ведь, вся моя мебель построена на взаимодействии форм друг с другом – то есть, я рассказываю историю форм.
Но смысл этой формы, ее наполнение зависит от человека, который на нее смотрит – таким образом, смыслов может быть великое множество. И тогда, своими работами, я могу даже вести своеобразную игру, в рамках которой человек может видеть ту историю, которая находит в нем отклик. Но я своими работами прежде всего хочу донести свою историю – о преодолении и сопротивлении, о развитии множества вариаций нашей реальности.
– Вы сказали однажды: "Искусство для меня – это то, что делает нас людьми". Можете раскрыть смысл своего высказывания?
– Несмотря на то, что мы живем сейчас в век роботов и поиска искусственного интеллекта, в ближайшие 10-15 лет людям, задействованным в художественной сфере, не о чем переживать. А все потому, что роботы пока уж точно не смогут заменить истинное творчество, так как до сих пор непонятно, что же позволяет человеку творить, какие процессы задействованы в этом. Когда мы говорим об искусстве, то подразумевается, что человек создает его с помощью души, а подталкивает его к этому любовь. А в искусственный интеллект не вложишь ни первое, ни второе. Да, он может это рационально объяснить, умозрительно понять, даже круто сымитировать, но это не будет подлинным искусством. Поэтому я говорю, что искусство – это то, что делает нас людьми. Оно – не про рациональное мышление, не про интеллект. Ты смотришь на картину не глазами, а сердцем, и если чувствуешь резонанс, то понимаешь – в этой картине есть энергетика, которая тебя просто схватывает и не отпускает. И в этот момент ты понимаешь, что искусство – это не про расчет геометрических форм, это не про удачно расположенную комбинацию, это не физиология. Это – про то, что происходит внутри тебя, что не поддается никакому объяснению. Если бы не было искусства, мы не умели бы чувствовать. И наоборот – не могли бы чувствовать – не было бы искусства.
Фотографии из личного архива Нисы Кижалиной
