Прошедшие в Пекине в марте текущего года «две сессии» Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК) и Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) ознаменовались переизбранием на третий срок Председателя КНР Си Цзиньпина, а также избранием вице-председателя КНР, нового премьера Госсовета КНР, вице-премьеров, министров, глав государственных комиссий и комитетов. Новые назначения, безусловно, свидетельствуют о еще более тесном сплочении китайских коммунистов вокруг своего лидера, что, впрочем, неудивительно, поскольку КНР в результате модернизации всех аспектов своей жизнедеятельности (внешняя и внутренняя политика, экономика и т.д.) за последнее десятилетие, т.е. за время нахождения «председателя Си» у власти, превратилось в мощное и сильное государство, выступающая и предлагающая миру собственное видение мирового развития и его будущего. При этом, Китай последовательно развивается, ставит перед собой амбициозные задачи, как, например, построить до 2035 года «социалистическую модернизированную державу».
В этом контексте особый интерес вызывает вопрос: Какой образ Поднебесной сложился в странах Центральной Азии? Причем, данный вопрос больше волнует самих граждан КНР, передает Toppress.kz.
До настоящего времени в странах Центральной Азии о Поднебесной существует представление как о «драконе», только и мечтающего поскорее «проглотить» Центральную Азию, насадив везде китайский язык и китайскую культуру. Например, в рамках дискурса «теории китайской угрозы» немало граждан стран региона полагают, что предоставление Китаем льготных кредитов имеет целью установление контроля над Центральной Азией, либо извлечение из региона ископаемых ресурсов в еще больших объемах.
В тоже время в Поднебесной обеспокоены таким «взглядом» на страну с пятитысячелетней историей, которая сегодня готова протянуть руку помощи и поддержку всем, кто в этом нуждается. Страны Центральной Азии не исключение. И данное положение вещей, не может не волновать официальный Пекин.
Так, например, в 2015 году была опубликована статья известного китайского исследователя, профессора Института международных исследований Фуданьского университета (Шанхай), Чжао Хуашэна – «Создание образа: как Китаю закрепиться в Центральной Азии» (Ежегодник ИМИ, 2015. Вып.14(4), С. 80-95), где автор считает, что тот «образ», а точнее те знания и представления о Китае, сложившиеся у граждан государств Центральной Азии и является основным препятствием.
Действительно, образ страны имеет существенное значение, поскольку определяет ценностное суждение, отражая «приязненное» или «неприязненное» отношения к той или иной стране. Образ страны формирует также систему познания, определяет рамки суждений и анализ действий чужой страны. Другими словами, он влияет на понимание действий и особенностей характера тех или иных государств, где при различных образах государств одни и те же события могут пониматься по-разному, иной раз даже прямо противоположно. Например, при позитивном образе зарубежные инвестиции как экономическая помощь приветствуются страной-реципиентом инвестиций, а при негативном, рассматриваются как экономическая экспансия и вызывают сомнения у жителей страны-реципиента. Точно так же обстоит дело в сферах военного сотрудничества, энергоресурсов, образования, культуры и т.д.
Согласно Чжао Хуашэну, в дипломатической практике образ страны нельзя понимать только как нечто возвышенное и абстрактное, он имеет конкретное содержание и сложную структуру, и это понятие трудно разделить на определенные составляющие. Необходимые дипломатические шаги должны быть поддержаны формированием соответствующего образа страны. Благоприятного в общем и целом образа часто бывает недостаточно. Образ должен иметь конкретное внутреннее содержание, только в этом случае можно добиться поставленных целей. Иначе их достичь будет не просто трудно, но и невозможно.
Как известно, для Китая Центральная Азия один из базовых регионов для осуществления китайской инициативы «Пояса и пути». На сегодняшний день две трети экономик мира теснейшим образом связаны с Китаем. Китайская инициатива меняет порядок в мировом экономическом пространстве. «Пояс и путь» связывает Азию, Европу и Африку, тем самым соединяя развитые европейские страны и глобальные развивающиеся рынки. Проект обладает сильной экономической взаимодополняемостью, серьезным потенциалом сотрудничества и огромным рыночным пространством. Однако насколько о Поднебесной и роли Китая в мировой экономике известно в странах Центральной Азии? Так, формулируя общую цель инициативы, Председатель КНР Си Цзиньпин предлагает «объединить усилия, способствуя постепенному формированию крупномасштабного регионального сотрудничества», указывая на новую жизнеспособность прежнего Великого Шелкового пути, соединявшего когда-то Восток и Запад,
На этом фоне создание образа Китая в Центральной Азии приобретает еще более важное значение. Однако, важным условием успеха этого проекта является создание соответствующего образа. Без соответствующего образа в регионе, как отмечает Чжао Хуашэн, Китай далеко не продвинется, поскольку образ Китая в странах региона воспринимается по-разному, где элиты и население придерживаются неодинаковых взглядов. Но в большинстве своем эти взгляды на «образ» Китая в Центральной Азии (прежде всего, негативный – Е.Б.), совпадают. И даже сентябрьский 2022 года визит Си Цзиньпина в Казахстан и Узбекистан, где на фоне российской «специальной военной операции» в Украине, китайский лидер заявил о готовности своей страны защищать независимость стран Центральной Азии, и развития все более тесных экономических связей с регионом, «образ» Китая в регионе воспринимается все еще не так доброжелательно, как например, с США и странами ЕС.
Весь спектр взаимоотношений Поднебесной с государствами региона, Чжао Хуашэн предлагает рассматривать через три взаимосвязанных между собой вопроса, как: (1) что разделяет Китай и Центральную Азию, (2) истоки проблемы образа Китая и (3) как улучшить образ Китая в Центральной Азии. Данные вопросы подымают весь спектр взаимоотношений государств региона с Поднебесной. И ответы на эти вопросы, как и их решение, во многом будут определять дальнейшие сценарии развития между Китаем и странами Центральной Азии.
С одной стороны, образ Китая в Центральной Азии «весьма сложен, позитив и негатив переплетаются, очевидны различия между официальными декларациями и общественным мнением». Образ Китая в Центральной Азии нельзя назвать как «плохим», так и «хорошим». Это проявлялось в основном в том, что в политическом отношении страны Центральной Азии до недавнего времени ощущали некую отчужденность от Китая, а в отношении безопасности – не ощущали возможности в полной мере опираться на Китай, в экономическом же смысле, боялись попасть под «внешнее управление». Отсюда и наблюдаемое непонимание культурной и эмоциональной общности с Китаем.
С другой стороны, Китай имеет в Центральной Азии сильное политическое и экономическое влияние, но его образу пока не хватает привлекательности. Как подчёркивает Чжао Хуашэн, «уважения к Китаю в избытке, а любви нет». В Поднебесной видят не только друга и партнера, но и опасность и угрозу. Отсюда и «теория китайской угрозы» (особенно сильно это заметно в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане, как стран, непосредственно граничащих с Китаем – Е.Б.), и «китайская экономическая экспансия», и «угроза китайской миграции», а также «экологическая угроза», «угроза водным ресурсам» и т.п. В таком дискурсе «китайской угрозы» почти все, что делает Китай (инвестиции в энергоресурсы, экономическое сотрудничество, кредиты, строительство коммуникаций, культурные обмены и контакты между людьми), трактуется, как причинение вреда Центральной Азии. Такой «ракурс» по сути стал идеологическим клише, где «только в таких рамках и анализируется Китай». Хотя «теория китайской угрозы» – это больше продукт общественного мнения, а не официальная точка зрения, она пусть косвенно, но сильно сказывается на формировании политического курса стран Центральной Азии.
Основные причины, породившие «теорию китайской угрозы», а также факторы, негативно повлиявшие на образ Китая в странах Центральной Азии, идут еще с советских времен, когда Поднебесная была определена советскими идеологами как враг «№1», а также региональных особенностей, проистекавшие из особых исторических, географических, культурных взаимоотношений между Китаем и Центральной Азией, имевших отношение к политическому и экономическому окружению региона.
Сюда можно отнести и проблему приграничных территорий. Если говорить конкретно о Казахстане, то можно вспомнить территориально-государственное разграничение между Россией и Китаем во второй половине XIX в., когда в результате подписания и ратификации Пекинского договора 1860 г., Чугучакского Протокола 1864 г., Хобдинского Протокола 1869 г., Тарбагатайского Демаркационного протокола 1870 г., Ливадийского договора 1879 г., Петербургского договора 1881 г., казахские территории и население, проживающее на них, были насильственно разделены между двумя государствами. Уже в советскую эпоху это привело, в том числе и к вооруженному пограничному конфликту между СССР и КНР у озера Жаланашколь в августе 1969 года.
«Теория китайской угрозы» в странах Центральной Азии поддерживается также благодаря концепции международного характера, которая широко распространена по всему миру, вследствие чего она создает априорно негативный образ Китая, независимо от того, наличествует китайская угроза или нет, выдавая за таковую сложившееся мнение. Отсюда и выводы Чжао Хуашэна, с которыми трудно не согласиться:
(а) недостаточное понимание Китая, когда ни элита, ни простые жители Центральной Азии не обладают адекватным пониманием Китая, поскольку очень плохо знакомы с жизнью китайского общества и поэтому не понимают реальностей Китая; (б) ошибочные трактовки в СМИ, когда некоторые центральноазиатские СМИ по разным причинам рассматривают Китай в негативном ключе, смакуя негативные факты из жизни Поднебесной, создающих тем самым в умах населения одностороннее, ошибочное и искаженное представление о Китае; (в) наличие в Центральной Азии политических и общественных кругов, имеющих предвзятое мнение, когда те или иные политические и общественные силы с однобоким и предвзятым мнением относятся к Китаю с предубеждением, занимая определенную политическую позицию, в словах и делах демонстрируя недружественный по отношению к Китаю подход, что в результате негативных черт образа Китая становится больше, а не меньше; (г) общественное мнение крупных стран подливает масла в огонь, благодаря вкладу в «теорию китайской угрозы» как представителей общественного мнения Запада и России, так и ученых-специалистов и журналистов, распространяющих в Центральной Азии определенные взгляды, расписывая китайскую экспансию как фактическую оккупацию, тем самым нагнетая страхи в отношении Китая, имеющих целью затормозить рост влияния Китая в регионе.
Здесь можно поддержать тезис о том, что внешние силы – один из источников «теории китайской угрозы».
Конечно, мы не можем отрицать наличие тех или иных «китайских угроз», как, например, «экологические угрозы» Китая по отношению к Казахстану. Это касается проблемы приграничных/трансграничных рек – Иртыша и Или, когда китайская сторона, осуществляя излишний водозабор из этих рек, лишают воды казахских потребителей и сельское хозяйство страны, снижая тем самым объем воды в озере Балхаш. Проблема трансграничного водопользования давно находится в центре внимания руководства двух государств, а также простых граждан и общественности. В последнее время, данная проблема, которая все никак не находила своего решения, наконец-то стала объектом внимания со стороны Пекина, что вселяет определенную уверенность в то, что она будет постепенно решаться.
Среди факторов, влияющих на образ Китая в Центральной Азии в негативном ключе, следует отметить самый популярный – повсеместно существующее представление в странах региона (в разной степени) о корыстолюбии китайской экономики, где главным аргументом для ее сторонников является тезис о том, что Китай повсеместно разрабатывает недра, чтобы высосать природные ресурсы Центральной Азии и – превратить регион в сырьевую базу и рынок сбыта товаров с маркой «Made in China», пренебрегая нуждами развития ее экономики. Несмотря на то, что подобные взгляды страдают односторонностью, китайский эксперт советуют своим руководителям обратить на это серьезное внимание, поскольку экономические соображения подменяют собой комплексный подход.
В контексте рассматриваемой проблемы, вспоминаются знаменитые кантовские вопросы, адресованные к человеку, один из которых, если перефразировать, может звучать как: «Что я могу сделать, чтобы улучшить образ Китая в Центральной Азии?»
Чжао Хуашэн прав в том, что «Привлекательный образ государства складывается из суммы факторов. Его нельзя кардинально улучшить каким-то одним или несколькими мероприятиями. Одно простое событие может испортить образ страны, но для его формирования нужно прикладывать усилия по всем направлениям. Разрушить образ можно в мгновение ока, а выстраивается привлекательный образ годами». Для улучшения образа Китая в регионе, Пекину необходимо вести комплексную работу, обращая внимание на то, что проблемы, возникающие на этом направлении, являются не проблемами дипломатии между Китаем и странами Центральной Азии, но проблемами Китая и они не могут быть решены средствами одной лишь центральноазиатской дипломатии. Китайский эксперт уверен в том, что у Поднебесной «есть средства и возможности улучшения своего образа». В формировании положительного образа Китая в Центральной Азии Чжао Хуашэн особо выделяет следующие проблемы:
(1) Правительство и чиновники должны нести главную ответственность за формирование образа Китая, поскольку соотнесение политических выгод с экономическими, выгод отдельных министерств и ведомств – с общегосударственными, краткосрочных выгод – с долгосрочными – все эти вопросы могут ставиться и решаться, и координироваться только на правительственном уровне;
(2) В контактах и общении с Центральной Азией Китаю надлежит скорректировать подход, способ подачи информации и манеру изложения и прежде всего, исходить из забот региона, а не только из собственных выгод;
(3) Китай должен миролюбиво относиться к странам Центральной Азии, проводя политику невмешательство во внутренние дела, ибо если Китай будет защищать справедливость и интересы региона и получит соответствующее признание, будет действовать искренне и беспристрастно, его положительный образ в конечном счете может постепенно закрепиться в странах Центральной Азии;
(4) Народная дипломатия Китая должна быть всесторонне обращена к населению Центральной Азии, каналы взаимных обменов следует все более расширять, поскольку «народная дипломатия» благодаря своей конкретности и эмоциональности, позволит создать больше каналов и форматов общения, чтобы граждане стран Центральной Азии могли сами все увидеть и услышать. Важная роль здесь отводится общественным организациям, социальной элите, научно-образовательным и культурным кругам и т. д.
(5) Наиболее дискуссионные проблемы двусторонних отношений нужно обсуждать открыто и откровенно, поскольку умолчание и сокрытие разногласий даст обратный эффект. Поэтому так важно совместно со странами региона проводить научные исследования крупных проблем двусторонних отношений, включая исторические, пограничные проблемы, территориальное размежевание, проблемы водных ресурсов и прочие чувствительные темы. Цель совместных исследований состоит не в том, чтобы партнеры приняли китайскую точку зрения, а в том, чтобы получить достоверное объективное знание и избежать распространения ошибочных и извращенных толкований.
(6) Стимулировать культурно-гуманитарную составляющую отношений Китая со странами Центральной Азии, повышая привлекательность как культуры Китая в регионе, так и центральноазиатской культуры в Поднебесной (одностороннее продвижение китайской культуры, без понимания культурных запросов стран Центральной Азии, неизбежно будут воспринимать как сугубо политическую, направленную на поглощение региона китайской цивилизацией – Е.Б.), поскольку только уважение к чужой культуре способно, в свою очередь, вызвать уважение другой стороны и облегчить культурное продвижение, пропаганду китайской культуры.
30 лет прошедшие с момента установления дипломатических отношений стран Центральной Азии с Китаем и наоборот, свидетельствуют, что отношения народов, проживающих на территории от Туранской до Великой Китайской равнины, характеризуется в целом, как дружественные и политически и экономически выгодные. Формирование положительного «образа» Китая в странах Центральной Азии процесс долговременный и зависящий от разных субъективных и объективных факторов (геополитических, геоэкономических, культурно-цивилизационных и т.д.). Но главным «дирижером» в этом «хоре» стран и народов выступает сам Социум, формирующий тот или иной «образ» в глазах друг друга. Создание такого «комплементарного» по своей сущности «сообщества единой судьбы», вполне возможно, поскольку цивилизационные основы Китая и Центральной Азии хотя и различны, но в то же время тесно переплетены, кое в чем слиты воедино, что облегчает взаимопонимание, но это движение навстречу к друг другу должно быть двусторонним, стимулирующим развитие как Поднебесной, так и Центральной Азии в целом.
То, что Китай и страны Центральной Азии готовы войти в новое «золотое тридцатилетие» сотрудничества тесно взаимодействуя в таких многосторонних структурах, как ООН, ШОС, СВМДА и формат «Центральная Азия – Китай», совместно противодействуя «силам трех зол» и транснациональной преступности, а также решительно поддерживая политику невмешательства во внутренние дела друг друга, говорит о том, что «образ» Поднебесной в Центральной Азии постепенно находит свою «палитру» и все больше граждан региона по-новому воспринимают Китай, видя в ней больше друга, чем угрозу…
