В устах политиков разных стран тезис «устойчивого развития» звучал как нечто само собой разумеющееся. Считалось, что с окончанием холодной войны мир вступил в высшую фазу своего развития, поступательный ход которого предопределен на века, а экономическая конкуренция (и как следствие политическая борьба), если она и будет идти, то исключительно в форме соперничества хорошего и очень хорошего. (Впрочем, попадаются публикации, в которых об устойчивом развитии продолжают писать до сих пор, по-видимому, по инерции так называемого «экологического мышления»). Рассказал Ануар Нуртазин, в интервью Toppress.kz.
“Мнение отдельных профессионалов, пытавшихся доказать очевидное: в данном случае, тот факт, что развитие не бывает и не может быть устойчивым, ибо оно является результатом разрешения базовых противоречий конкретной социо-экономической системы почти никто не желал принимать во внимание.
Впрочем, можно отметить, что некоторые дальновидные авторы и без диалектического подхода также подозревали, что с тезисом об устойчивом развитии далеко не всё так гладко. Во всяком случае, единичные авторы отчётливо понимали, что это – ещё не «конец истории» по F. Fukuyama”, – отмечает Ануар Нуртазин
Ситуация начала меняться в 2008 году. [Банкротство Lehman Brothers 15 сентября 2008 многим раскрыло глаза на фундаментальные причины геополитической конкуренции, и послужила прологом к масштабному кризису (к примеру, рост экономики Казахстана в период с 2011 по 2021 год составил минус 13,7% в долларах США при постоянном ресурсном стимулировании, и это без учёта резкого сокращения покупательской способности самого доллара, явившимся следствием масштабного монетарного безумства), охватившему всю планету, который на первых этапах своего возникновения трактовался как сугубо финансовый]. Вслед за обрушением финансовой системы серьёзные проблемы начались в реальном секторе экономики; несуразное словосочетание «устойчивое развитие» постепенно начало пропадать из лексикона и политиков, и экономистов.
“Сегодня, в 2023 году Anno Domini, ощущение глобальных перемен уже непосредственно витает в воздухе. Всё чаще появляются социологические исследования, наглядно показывающие, насколько быстро люди теряют уверенность в завтрашнем дне, так в последние годы в ЕАЭС стал всё более остро ощущаться духовно-нравственный кризис и депрессивные настроения большей части её населения в отношении будущего.
Особенно трагично, что это происходит в условиях небывалого ускорения мирового геоэкономического и геополитического процесса. Выражением таких настроений, в частности, можно считать переход к «текучей современности». Этот термин вводит на основании противопоставления, существовавшего ранее «твердого мира» миру «жидкому», текучему, лишённому жесткой структуры связей (в том числе, управленческих, как один из концептов Проектного управления Agile & Scrum «гибкость и борьба»). Такое противопоставление проистекает, в том числе, на основе аналогии с различиями между собственно компьютерной техникой (hardware) и программным обеспечением (software)”, – делится эксперт.
Конкретные проявления текущего кризиса, о котором некоторые авторы ещё в 2010 годах трактовали как системный, можно перечислять довольно долго.
“С более серьёзными проблемами сталкиваются и постсоветские государства. Достаточно упомянуть экономические затруднения, обусловленные, в частности, резкой волатильностью мирового рынка углеводородного сырья [следует особо отметить, что предсказанное в 2008 году завершение эры нефти как основы энергетической системы было полностью реализовано в 2020 году], а также взаимным предписанием санкций на население нашего стратегического партнёра – Российской Федерации. К тому же всё это происходит на фоне многочисленных внутренних проблем, далеко не в последнюю очередь связанных с резким падением образованности и, как следствие, полным отсутствием воспроизводства человеческого капитала. Предопределённой явью может стать обширная дуга нестабильности во всей Средней и даже Большой Центральной Азии. Как реагировать на такой пожар – если он возникнет – не знает никто”, – выделяет эксперт.
Резюмируя, можно утверждать, что единственный действенный механизм, который сможет остановить резкое социальное расслоение это эффективное экономическое управление (политика).
Сказанное выше фактически означает, что в исторически очень короткое время сформировался вполне определенный социальный заказ на преодоление текущего кризиса через инновационное развитие посредством управленческих технологий.
“Здесь крайне важно подчеркнуть другое – наличие социального заказа предполагает и вполне определенные социальные ожидания. О том, что будет, если они не оправдаются (причем в очень короткое время), лучше не думать. Коль скоро на регионы, пусть и по умолчанию, но возложили вполне определенную макроэкономическую ответственность, то и спрос (не важно, формализованный или же нет) будет соответствующий. Особое внимание уделено экономике регионального развития, где рост непрерывно связан с генерацией кредита для насыщения внутреннего финансового рынка. В свою очередь, рост кредитования с очевидностью связан с созданием новых производств (точнее с экспансией на новые рынки), т.е. в конечном счёте, с цифровыми инновациями, поскольку экспансия на новые рынки по определению может быть основана только на тех или иных новшествах”, – рассказывает Ануар Нуртазин.
Парадоксально, но получается, что мировая кредитно-финансовая система в своей глубинной основе стоит на инновациях (наука) и соответствующем платежеспособном спросе среди населения. Про это обстоятельство мало кто вспоминал до тех пор, пока кризис не заставил политиков и стратегов экономики искать новые рынки сбыта, на которые могла бы пойти экспансия, обеспечивающая рост кредитования.
Как удачно, отмечает эксперт, вспомним слова Нобелевского лауреата, Ричарда Фейнемана (Richard Feynman): «It is a plenty room at the bottom» («Внизу много места» англ.) (. Имелось в виду, что нижние этажи строения, в данном контексте социально – географические могут создать новые пространства для макроэкономической экспансии. Подчеркнем ещё раз, это вынужденная мера. Ведь в современном мире деньги всё труднее сберечь. Это напоминает игру в монополию, когда все участки выкуплены, все объекты отстроены (рынки поделены), и игроки ходят по кругу до полного разорения. Без экспансии на новые рынки (регионы) деньги будет некуда вкладывать (что и видно уже сейчас), а это грозит стагфляцией в мировом масштабе. Её результат, как и предупреждали ещё 10 лет назад, будет весьма печален – иного выхода из глобального кризиса, кроме как война (и возможно большая), ещё никто пока не придумал.
“Результат ощущаем мы все – газеты пишут уже не только о нарастании конфликтности в мире, но и о прямой угрозе социального конфликта в некогда стабильных странах (от BLM активистов США до маршей в Беларуси – в любой идеологической и политической среде, ситуацию по Украине ставшей полигоном конфликтности нового времени). Социальный интерес к экономическому управлению упал практически до нуля. Этого нужно избежать. Возможно – любой ценой.
Именно поэтому так важно экспертам-технократам не аффилированным к различным политическим кругам предоставить максимально возможный управленческий инструментарий и гарантии по иммунитету от преследования. Основой этого было убеждение, что сейчас важно не только и не столько интегрировать граждан в существующую социальную среду, но показать путь, пройдя по которому её можно модернизировать через трансформацию – в соответствии с теми вызовами, которые действительно стоят перед нацией (народом, страной) как общественной институцией”, – отмечает Ануар Нуртазин.
Драйвера экономического роста, по словам эксперта, основанного на центральных программах развития, в Казахстане, разумеется, так и не появилось. Капитаны бизнеса, более всего озабоченные получением финансирования, проигнорировали реальное инновационное развитие через цифровизацию и создание платежеспособного социума, даже не став думать о том, что де-факто речь идёт о решении базовых макроэкономических задач, стоящих перед страной.
К тому же, Ануар Нуртазин отмечает, что все институты развития создавались просто как некий финансовый инструмент с консервативными требованиями по инвестиционной политике. Проекты, которые финансировались, с технологической точки зрения прорывного характера не носили, а социальный характер даже не рассматривался. Интересно и важно, но… то место «внизу», о котором говорил Ричард Фейнеман (Richard Feynman), как было незанятым, так и остаётся. Экспансия на нижние этажи, подчеркнем ещё раз, захлебнулась.
Концепции развития территорий естественным образом потеряли исходное содержание, исказившись до неузнаваемости. Консерватизм управления по поиску сиюминутной отдачи и ситуационных решений оказался сродни экономическому самоубийству (и как мы видим по военным действиям на Украине это совершено в планетарном масштабе), но об этом никто и не думал – конкуренция за значительные финансовые ресурсы, выделяемые государствами, сделала своё дело.
“Кому-то может показаться, что всё, сказанное выше – частность. Интриганы существовали всегда, так же как от Ромула и Рема шло состязание за благоволение власть имущих. Равным образом, не удивительно, что кому-то из руководителей удалось договориться с чиновниками и направить финансовые потоки в желательное для себя русло. Однако этот частный пример высвечивает крайне серьёзную проблему, о которой говорилось выше. Отсутствует адекватное взаимодействие между теми, кто ставит задачу (например, правительственными структурами), и теми, кто её призван выполнить – местные и центральные власти. Сигнал, посылаемый с верхних этажей управления, оказался искажённым до неузнаваемости”, – выделяет главное эксперт.
Есть все основания полагать, что и в других случаях реакция будет аналогичной. Консервативная часть административного аппарата (целостного сообщества) в современных условиях сделает всё, чтобы, во-первых, ничего не изменялось, а, во-вторых, всё для того, чтобы не появились подлинные инновации, в том числе через цифровизацию.
Как отмечает Ануар Нуртазин, это называется – инновационное сопротивление. Один из механизмов его появления достаточно прост. Поставьте себя на место Первого руководителя, любого в постсоветских реалиях, обремененного многочисленными орденами, званиями и прочими регалиями. Пока все работают на примерно одинаковом уровне эффективности, он чувствует себя уютно и спокойно, «выбивая» свою долю финансовых ресурсов привычным для себя образом. Теперь представьте, что вы создали реальный механизм/инновацию/старт-ап, и (кошмарный сон директора) её внедрили, причём так, что об этом узнали на мировом уровне. Опасения всех руководителей понятны. Во-первых, от них, ссылаясь на ваш успех, могут начать требовать более эффективной работы, а, во-вторых, вы де-факто выходите из подчинения, создав себе имя. А это уже чревато потерей власти/финансирования и т.д.
В науке решают эту проблему просто и эффективно. Был изобретён дежурный штамп «… работы выполнены научным коллективом под руководством академика Имрек». Реального автора тихо и спокойно растворяли в серой массе. Лишая всех социальных и финансовых лифтов.
Цифровизация частично усложнило этот нехитрый трюк, последующая реакция в такой ситуации была предсказуема. Аппарат предпочтёт задушить на корню подлинное развитие, но не рисковать своим положением.
“Молодым людям необходимо принимать во внимание, прежде всего, именно это обстоятельство. Чем значительнее будут успехи, тем на меньшую должность/финансирование/поддержку со стороны большинства коллег (а тем более, руководства) можно рассчитывать. Если кто-то начинает работать по-настоящему эффективно, то подавляющее большинство друзей и коллег, станет воспринимать вас как источник угрозы. Особенно – в постсоветских странах”, – обращает внимание эксперт.
Поэтому, помимо прочего, прорывным талантам придётся учиться работать в сложившихся обстоятельствах, надеясь, главным образом, на свои собственные силы, и априори воспринимая любого бюрократа как врага.
Вопрос стоит предельно жёстко.
Следовательно, политические лидеры сумеют найти силы и возможности трансформировать региональное управление как институцию, и провести через барьер молодое поколение по новым социальным лифтам, либо страна превратится в реликт. В нечто наподобие Римской Империи, оставшейся по наследству варварским королевствам, и ввергшим цивилизованный мир в тёмные века. [Интересно то, о чём говорят исключительно мало, но: анализ ДНК из могил Римской эпохи и итальянцев настоящего времени, говорит о значительных расхождениях по гаплогруппам, что свидетельствует не только о языковом и культурном стирании РИ, но и о стирании генетического кода, впрочем, геноцид это участь народов проигравших конкурентную борьбу не сумев «настроить» управленческую политику].
“Возможности всё же есть. Социальный заказ на новое экономческое управление оформлен нарастающим социальным взрывом. Те, кто будет нам противодействовать, – консервативное большинство политического мира, не способно предложить ничего. В конце концов, как писал Макс Планк (Max Planck), новая теория торжествует не потому, что побеждают сторонники, а потому, что вымирают противники.
Здесь возникает вопрос: что может сделать отдельно взятый простой молодой человек, без поддержки семьи с именитой фамилией и баснословных денег, когда речь идёт о стратегии, тем более глобальной. Оказывается – не так уж и мало, ведь тот, кто идёт вперед, не имея за собой ничего уже Титан”, – заключает эксперт.
