Журналистское сообщество обсуждает поправки по вопросам информации и коммуникаций и критикует отдельные его статьи. Законопроект, который содержит более 200 поправок, был презентован в мажилисе в конце июня, пишет Sputniknews.kz.
– Даурен Аскербекович, спасибо, что согласились дать интервью нашему изданию. Тематика очевидна – проект закона, недавно внесенный вашим министерством в парламент. В журналистской среде появляются критические высказывания в адрес ряда норм, предусмотренных документом. А видный общественный деятель Тамара Калеева в интервью Sputnik Казахстан и вовсе назвала новые поправки “гибелью журналистики”.
– Прежде всего, хочу сказать, что наше министерство только радо столь бурной реакции общественности. Конечно, таких обсуждений мы ожидали на более ранних этапах.
Сейчас законопроект поступил в парламент – предстоят обсуждения и прения, и все, кто сегодня остро поднимает этот вопрос, могут войти в рабочую группу и внести свой вклад в совершенствование документа. Что касается “гибели журналистики” — это слишком громкие слова, которые никакой связи с реальностью не имеют. Тамара Мисхадовна просто делает свою работу и пытается привлечь к обсуждению законопроекта максимально широкую аудиторию. Со своей стороны, министерство с первых дней привлекло к работе над законопроектом НПО и СМИ, включая саму Тамару Калееву.
– Давайте тогда пойдем по порядку. Первая претензия к министерству заключается в том, что 15-дневный срок ответа госорганов на запрос журналистов на корню убивают оперативность публикаций. Вы не согласны с этим?
– На самом деле мы, наоборот, обязываем госорганы разъяснять собственные официальные сообщения в течение двух рабочих дней. Как правило, именно такие ситуации требуют оперативности, и в данном случае мы идем навстречу журналистам. В других же ситуациях, когда, к примеру, журналист запрашивает информацию с анализом данных за последние 10 лет, не дать госслужащим 15 дней на обработку информации было бы глупо.
– Больше остальных среди предлагаемых новелл журналистскую общественность возмутили поправки, касающиеся обязанности журналиста получать согласие на публикацию “личной”, “семейной”, “банковской”, “медицинской” и “коммерческой тайн”. По сути, это ставит крест на журналистских расследованиях. Не так ли?
Могу вас заверить, по существу эти поправки никаких препятствий для журналистского расследования не создадут. Во-первых, все эти понятия и так имеются в действующем законодательстве, и каждая из перечисленных “тайн” в той или иной степени охраняется законом. Мы лишь уточняем механизм их использования средствами массовой информации.
– Во-вторых, если я в ходе расследования вдруг выясняю факт получения тем или иным лицом взятки, зачем мне публиковать номер банковского счета этого лица? Технической необходимости в этом нет. Правоохранительные органы и так будут обязаны проверить информацию, изложенную в статье. Или другой пример: многие спрашивают, что такое “семейная тайна”. К этой категории можно отнести тайну усыновления. Вы ведь не будете отрицать, что найдутся ретивые журналисты, которые не прочь смаковать подобные подробности. Возможна ведь гипотетическая ситуация, когда усыновленный ребенок может узнать из СМИ о том, что люди, которых он годами считал родными, таковыми на самом деле не являются. Причинит ли это ему боль? Ответ очевиден.
Еще один пример, опять же гипотетический: чиновник с зарплатой в 150 тысяч тенге проходит курс лечения в одной из самых дорогостоящих клиник Германии. Вызывает ли данный прецедент подозрения? Да. И, конечно, если журналист проведет расследование этого случая, мы только “за”. Но стоит ли разглашать в этом случае диагноз больного? Что это даст?
Внося эту норму, мы лишь преследуем цель не навредить близким и родным фигурантов тех или иных материалов, поставить четкую разделительную линию, за пределы которой выходить иногда не вполне этично.
– В целом мы все хорошо знаем, что журналисты всегда негативно реагируют на попытки государства зарегламентировать их деятельность. И тому есть веские причины, согласитесь. С учетом тех же имиджевых рисков стоила ли игра свеч?
– Если постоянно оглядываться на так называемые “имиджевые риски” и пытаться быть хорошим для всех, можно так и не сдвинуться никогда с “мертвой точки”. Я спокойно отношусь к конструктивной критике и не вижу смысла ее бояться. Иначе наше министерство не стало бы с таким градусом открытости обсуждать законопроект. Как вы наверняка знаете, из более чем 200 предложений, внесенных гражданским обществом и участниками рынка, мы учли 70% в окончательной версии законопроекта. Всего же мы внесли более 200 поправок в действующее законодательство, и споры возникли лишь по 3-4 новеллам. С остальным пакетом изменений свое согласие и одобрение выразили и гражданское общество, и представители журналистского сообщества, и эксперты, и участники рынка телекоммуникаций и связи. Я нахожу это хорошим показателем.
– Как думаете, пройдут ваши поправки через парламент?
– Я не сомневаюсь, что в парламенте нас ждут жаркие дебаты, но министерство готово отстаивать каждую норму.
